Проблема была вовсе не в том, что эйон не мог придумать способа добраться до Террамы; просто он не мог выбрать из нескольких вариантов такой, который подошел бы лучше всего (например, позвать божество, занимающее не столь высокое положение и выполняющее роль посыльного), и отбросить те, что совсем не годились для данного случая (устроить на территории своего царства разрушительную бурю - Террама появилась бы немедленно). Будучи не в силах дать разумный ответ. Маркой погрузился в долгое, тягучее изучение вариантов.

Вирджиния не сердилась на возлюбленного; она отлично понимала, кто заслужил ее гнев, и, репетируя злую отповедь, почти забыла о том, насколько сильна обитательница Меру. Ее ярость стала еще более жгучая, когда она сообразила, что не может найти никакого другого способа привлечь к себе внимание Террамы, как воспользоваться советом Маркона и прибегнуть к молитве.

Родители Вирджинии были баптистами и самым искренним образом поклонялись мстительному Богу, который, по их мнению, послал им дочь-инвалида в качестве наказания за грехи, совершенные в юности. Поскольку ни отец, ни мать никогда не делали ничего дурного, разве что иногда забывали о хороших манерах, они считали себя наказанными несправедливо - должно быть, на космическом уровне возникла какая-то путаница и Бог послал им муки за чужие прегрешения. Видимо, только этим и объясняется то, что они так настойчиво, долго и истово молились около постели своей больной дочери.

Когда родители оказались не в состоянии за ней ухаживать, заботу о Вирджинии взяла на себя система национального здравоохранения. Случай Вирджинии фигурировал во всех отчетах как пример успеха, поскольку она сама зарабатывала себе на жизнь в Вирту и платила за лечение. И тем не менее, думая о своем стройном и здоровом виртуальном теле как о "настоящем", Вирджиния вспоминала молитвы, с которыми ее родители - желавшие ей только добра - обращались к богам, косвенно обвиняя их в болезни дочери и в том, что ей становилось все хуже и хуже (только почему-то она категорически отказывалась умирать).

Впрочем, Вирджиния понимала, что родителям приходится намного хуже, чем ей.

Все эти мысли пронеслись в голове Вирджинии, когда она пыталась придумать подходящее обращение к Терраму. Нельзя сказать, что Террама ей очень нравилась. Вирджиния знала, что даже ради Маркона не сможет назвать ее "доброй" или "святой" так, чтобы это прозвучало убедительно, однако со времен юности в ее сознании сохранились целые предложения, имеющие отношение к божественной каре и проклятию, и Вирджиния поняла, что имеет право ими воспользоваться, не погрешив против искренности.

Первым делом она опустилась на колени и положила руки на большой камень - именно такая поза предполагает униженную мольбу, обращенную к богам, и с успехом заменит религиозное рвение.

- Террама, - произнесла Вирджиния, словно пробуя новое имя на вкус. - Террама! Террама! Великая и могучая сила, определяющая очертания и форму Вирту! Террама! Великая мать с зеленой гривой волос и огромным животом, выслушай меня!

Вирджиния несколько раз повторила свое обращение Слова слетали с ее языка легко, точно она выучила их давным-давно, а сейчас они к ней вернулись. Постепенно призыв превратился в ритмичную, монотонную песнь. Она звала, но не умоляла. Она описывала происходящее, но не унижалась Вирджиния охрипла - и тогда на поверхности камня появился тонкий прохладный ручеек, который ласковым поцелуем коснулся ее губ. Она сделала несколько глотков, принимая дар Маркона и радуясь тому, что он все еще в состоянии контролировать происходящее. Затем, немного отдохнув, продолжила заклинание, раскрашивая его подробностями из Войны Начала Начал, о которой слышала от Маркона.

Снова и снова Вирджиния взывала к величественной богине, не позволяя себе впадать в отчаяние, хотя у нее начали болеть колени (впрочем, тут же из влажной земли появилась мягкая подушка моха, и ей стало немного удобнее), а губы отказывались подчиняться.